Питер Робинсон: Трагедия на «Эйзеле» - неизбежная случайность

В 1985 году исполнительный директор футбольного клуба «Ливерпуль» Питер Робинсон был одним из самых уважаемых людей в игре.

В одном из редких интервью газете Liverpool Echo он дает исчерпывающий отчёт о событиях до и после «Эйзеля».

Также он проливает свет на то, как «Ливерпуль» неоднократно предупреждал, что матч в Бельгии – это верный путь к беде, и как эти предостережения остались абсолютно без внимания.

В феврале того года УЕФА выбрал «Эйзель» местом проведения финального матча. Когда мы играли в полуфинале в Греции против «Панатинаикоса», бельгийская футбольная ассоциация позвонила на «Энфилд» и беседовала с моим секретарем, попросив о срочной встрече.

Я предложил совместную встречу между полицией и клубами.

Ближе ко дню финала я поехал в Бельгию, чтобы забрать билеты на игру, и мы увидели, как распределили места для каждой команды, и заглянули на стадион.

По правилам УЕФА обоим клубам полагалось по 50%, и нам – «Ливерпулю» и «Ювентусу» – дали по 14500 билетов.

Меня сразу обеспокоило, что нейтральная зона должна была располагаться среди мест для болельщиков «Ливерпуля», и я выразил озабоченность тем фактом, что если билеты на эти места попадут в руки болельщиков «Ювентуса», то это будет чревато большими проблемами.

Я спросил, почему нам не может быть предоставлена вся зона целиком. Но они твердо считали, что намеченная система является единственно возможной, чтобы соответствовать правилам УЕФА.

В любом случае, билеты уже были распределены по коробкам. И не было никакого способа хоть что-нибудь изменить.

В предыдущем году в римском финале клубы, «Ливерпуль» и «Рома», могли ставить свои условия по поводу распределения билетов.

У нас уже был опыт с финалами Лиги Чемпионов, так как мы уже участвовали в четырех.

Затем нас повели смотреть стадион. Было ужасно мокро и дул ветер. Нам показали раздевалки и зоны для сотрудников.

Я попросил выйти на поле, и мы увидели, что будет разделять сектора – нечто немного большее, чем проволочная сетка.

Нам сказали, что у них уже есть успешный опыт по сдерживанию больших толп людей, и добавили, что продажа билетов в Бельгии будет всецело контролироваться.

Предполагалось, что и зона М будет нейтральной. Но в итоге она была заполнена преимущественно итальянскими болельщиками. Я попросил поменяться трибунами с итальянцами, чтобы вся зона была нашей.

Я вернулся в Мерсисайд с огромными сомнениями, особенно обеспокоенный этим нейтральным сектором.

Мы встретились с генеральным секретарем и помощником генерального секретаря бельгийской футбольной ассоциации и выразили наши тревоги по поводу продажи алкоголя. Нам сообщили, что его продажа прекратится возле стадиона в тот день. 29 мая этого так и не произошло.

Ближе к матчу нас начали беспокоить истории, появлявшиеся на страницах английской прессы, о поддельных билетах в Италии.
По-видимому, там существовал серьезный черный рынок.

Даже самому «Ливерпулю» предлагали билеты от агентов, которые, похоже, располагали большим количеством билетов с черного рынка.

В пятницу до игры я поехал в Брюссель, чтобы забрать билеты на VIP места и вернуть кубок Лиги Чемпионов. Когда я находился в гостинице, там было полно итальянцев.

Я устроил так, что на все наши билеты была проставлена печать «Ливерпуля». Поэтому, если бы у кого-нибудь нашелся хоть один без нее, то он был бы ненастоящий.

Бельгийская футбольная ассоциация не обратила на это внимания. Когда я вернулся в Мерсисайд, я связался с Джоном Смитом, председателем «Ливерпуля», и рассказал о своей глубокой озабоченности по поводу этой ситуации. И Джон, который также являлся главой спортивного комитета, поговорил с министром спорта Нилом Макдональдом, который выслал телексограмму (это были времена до электронной почты) в английскую и бельгийскую футбольную ассоциации и своему коллеге в Бельгии.

В сообщении мы выразили наше беспокойство по поводу сообщений о фальшивых билетах и спросили, собираются ли они следовать правилам и регламентом УЕФА.

Сообщение было выслано за два дня до игры.

Но никто так и не ответил.

Я приехал на «Эйзель» в день игры. Я стоял вместе с Джоном Смитом на беговой дорожке, и сразу становилось понятным, что так называемая нейтральная зона была заполнена, в основном, итальянцами.

Все, кого мы могли видеть, были итальянцы. Потом подошел генеральный секретарь УЕФА, и я на повышенных тонах озвучил свою озабоченность происходящим.

Нас заверили, что зона должна остаться нейтральной, и, что много итальянцев живут в Брюсселе и купили билеты.

Этот ответ показался нам неудовлетворительным.

Было уже 18:45. Я оставался на прежнем месте, и тут подошел Гюнтер Шнейдер, официальный наблюдатель от УЕФА.

Я знал его, так как он пару раз уже был наблюдателем на «Энфилде». К тому времени на стадионе уже было очень шумно.

Я обратил его внимание на две группы болельщиков и отсутствие полиции у разделительных ограждений.

Нужно было что-то сделать – и сделать быстро. Но он ничего не мог сделать и пошёл своем путем.

Ситуация выходила из-под контроля.

Потом мы услышали треск, когда упала стена. Мы были всего в 50 ярдах от места происшествия и могли видеть людей, которые были очень серьёзно ранены. Тогда мы ещё не знали о смертях. Стюарды попросили нас уйти.

Нужно сказать, что люди погибли не из-за стены, а скорее из-за того, что барьер рухнул, и людей затоптали.

Это было очень похоже на трагедию на «Айброкс» в 1971 году, когда погибло 66 человек.

Когда стена упала, фанаты побежали к углу, так как казалось, что это единственный путь выбраться, а там уже образовалась большая давка.

Ограждения обрушились, и люди стали падать друг на друга.

Я находился на трибуне в тот вечер, но не в официальной зоне. В 21 час я двинулся к тому месту, где произошла трагедия.

Я попытался поговорить с группой болельщиков «Ливерпуля». Некоторые из них объяснили ситуацию так – полная потеря контроля... у людей были даже билеты, не разорванные надвое.

Затем еще одна группа людей спустилась ко мне и сказала, что их билеты с чёрного рынка. Но они мне их не покажут.

У них был сильный южный акцент, и вдруг они стали агрессивными и начали петь «Шенкли».

Это было странным, потому что Билл Шенкли уже 12 лет как не являлся нашим тренером.

В то время уже было документально доказано, что участники Национального фронта ходят на матчи. И для меня было очень странно, что эта группа находится здесь.

Они были очень озлобленны, и мы вынуждены уйти. Это был малоприятный опыт общения.

Меня не радовало, что матч всё-таки продолжили. Но на собрании решили, что така удобнее будет подтянуть больше сотрудников службы охраны правопорядка.

После игры я вернулся на трибуны, чтобы ещё раз взглянуть на место происшествия.

Я провел 45 минут с Джоном Смитом и клубным адвокатом Тони Энсором.

Мы смотрели на отсутствующие турникеты, плиту и куски бетона, отломанные и разброшенные.

Это было жалкое зрелище.

Я вернулся на стадион на следующее утро и дал краткую пресс-конференцию на трибунах.

Мы выразили сожаление и наши соболезнования итальянцам.

Стадион не был готов к игре такого уровня. Его построили 50 лет назад в 1930-ых годах.

В ту пору в Англии он не получил бы лицензии.

Во время трагедии, когда всеобщее внимание было обращено к «Ливерпулю», работа официальных лиц на «Энфилде» только началась.

Мы, футбольный клуб «Ливерпуль», тогда были относительно небольшой организацией. У нас не было пресс-секретарей, а к нам приезжали иностранные журналисты.

На самом деле, мы были дружны с «Ювентусом», так как мы уже играли с ними в Суперкубке ранее в январе.

УЕФА вынесла приговор, что «Ливерпуль» будет отстранён от европейских соревнований ещё на три года после возвращения английских клубов.

«Ювентусу» пришлось сыграть их следующие две игры при пустых трибунах, а Бельгии запретили принимать финальные матчи европейских соревнований на 10 лет.

Мы считали, что наш дополнительный трехгодичный запрет несправедлив, особенно, когда обнаружились все факты.

Независимое расследование в Бельгии показало, что «Ливерпуль» совершенно не виноват. А основная вина лежит на Бельгийской футбольной ассоциации и охране.

И в результате английские клубы не участвовали в матчах УЕФА шесть лет, а мы ещё на год больше. Нам отменили эти дополнительные три года.

Мы думали, что то, что случилось, возможно, и повлияет на клуб. Но мы не могли предугадать последствий с продажей сезонных билетов.

Мы решили, что нам необходимо поддерживать уровень топ-команды. Мы много сэкономили и надеялись увеличить капитал, насколько возможно.

Мы подписали контракт с Adidas на улучшенных условиях, поэтому нам не нужно было продавать игроков, и мы могли содержать команду и преуспеть на домашней арене.

Я до сих пор поддерживаю связи с «Ювентусом».

Летом 1987 и 1989 годов я организовал приезд трёх дочерей одного из руководящих работников «Ювентуса» в «Ливерпуль», и они посетили тренировки здесь.

Для расследования мы предложили нашу помощь полиции, так как у нас были сведения о том, кому попал каждый из наших 14500 билетов.

Но никому не понадобилась наша информация, никто за ней не пришёл.

«Ливерпуль» принимал участие в финалах самого высокого уровня в Италии и Лондоне, и на эти арены с нами приезжало большое количество болельщиков.

Если бы тот финал состоялся на любом другом стадионе, а не «Эйзеле», трагедии бы удалось избежать.