Смерть после полудня. Часть 2

Вашему вниманию предлагается вторая часть перевода отрывка из книги Нейла Данкина «Энфилд мечты», опубликованного в 2011 году в The Tomkins Times.

По воспоминаниям Джона Олдриджа, весь ужас трагедии он осознал лишь тогда, когда вечером смотрели выпуск новостей вместе с женой Джоан. Тогда до сознания дошла значительность произошедшего. «Мы были полностью разбиты, как один, все в слезах и сжимали друг друга в объятьях. Мы проплакали всю ночь, и спали совсем мало», - писал Олдо в своей автобиографии.

На следующий день они вместе с дочкой Джоанной пошли возложить розы у ворот Шенкли, и молча стояли среди ошеломленных болельщиков, а люди с цветами все прибывали и прибывали. Мужчины, женщины, дети, целые семьи приходили к стадиону, и когда Питер Робинсон увидел, сколько народу находится перед входом, он попросил, чтобы открыли также ворота Энни-Роуд.

Люди шли к воротам перед Копом, прикрепляли букеты к их сетке, а штрафная площадь быстро покрылась цветами перед тем местом, где стояли их близкие.

Люди сидели возле своих цветов, плакали, и все воскресенье Коп и поле заполнялись гвоздиками, розами, тюльпанами, нарциссами, превратившись в политый слезами гобелен, благоухающий сад памяти, цветущий мемориал погибшим скаузерам. В подтверждение того, что футбол является в Мерсисайде религией, стадион стал своего рода храмом.

Здесь отдавали дань памяти не только ливерпудлианцы. Прибывали болельщики из близких клубов, и издалека. «Эвертон», «Транмир», «Уиган», «Честер», «Рексем», «Престон», «Блэкберн», «Болтон», «Бернли», «Манчестер Юнайтед», «Манчестер Сити», «Лидс», «Вилла», «Арсенал», «Челси», «Тоттенхэм», «Селтик», «Рейнджерс» – шарфы, кепки, розетки и флаги этих команд лежали на земле рядом с ливерпульскими.

В это время многие игроки приходили, чтобы поддержать скорбящих родных, приглашали их в помещения для футболистов. Здесь, в Мэйн-Стенд, постоянный поток обезумевших от горя болельщиков встречали Марина Далглиш и другие жены и подруги, всегда готовые предложить чашку чая и свое плечо, чтобы выплакаться. Боль была невыносимой, но некоторые находили в себе силы шутить, так, одна вдова говорила Кенни: «Мой муж был жалким старым скрягой. Он будет вполне счастлив смотреть на небесах футбол бесплатно». Смех сквозь слезы.

На следующий день команде пришлось пройти через мучительное испытание, посещая пострадавших в больницах Шеффилда. В одной из палат пятеро болельщиков лежали в коме, и двое из них пришли в сознание, когда игроки начали разговаривать с ними. Один из них сказал: «Если вы попадете на Уэмбли, вы достанете мне билет?» «Невероятно», - произнес Хансен.

Пошептав на ухо 14-летнему Ли Николу, Олдо спросил у врача о его шансах на выздоровление, на что тот ответил, что он клинически мертв. Олдо был разбит.

Его горе разделяла вся страна. Тем вечером Джон Пил отложил свою программу на Радио 1, и устроил прямое включение с Аретой Франклин, исполнившей госпел-версию You’ll Never Walk Alone. И пока на радиоволнах звучала ее протяжная песня, Джон сидел в студии за пультом и ронял молчаливые слезы.

Визиты в госпитали завершились, и команда «Ливерпуля» вернулась в Мерсисайд, чтобы подвергнуть себя еще более суровому испытанию – присутствию на похоронах. К этому моменту умерло 95 болельщиков, младшему из которых было 10 лет, а самому старшему – 67, и Энтони Бланд пролежал в коме 4 года, пока не отключили аппарат, искусственно поддерживавший его жизнь.

Хансен присутствовал на 12 похоронах, и Кенни посещал по четверо похорон за день.

Олдо был очень расстроен, когда увидел два гроба, которые вносили в церковь, это были отец и сын.

Как скаузер, который всю жизнь был «красным», он тяжело переживал трагедию, отметив, что это травма на недели. Он отпросился с тренировок, и отходил от этого очень медленно, мучительно думая о своих детях, и отказался от участия в матче сборной Ирландии против Испании на квалификационном турнире к Кубку мира.

За две недели, которые прошли после трагедии Хиллсборо, более 1 миллиона человек посетили «Энфилд», ставший местом паломничества, и поле напротив Копа наполнилось цветами в память о погибших.

Когда Кенни пришел на террасу, он положил пару бутс и два апельсина рядом с ужасно покореженным барьером. Это зрелище было «печальнейшим, но самым прекрасным, которое довелось видеть», сказал он.

Как и на похоронах, участвовали игроки и в мемориальных службах в англиканском и римско-католическом соборах Ливерпуля, где присутствовали люди различных вероисповеданий, а также атеисты. Дэвид Шеппард, епископ Ливерпуля, отмечал: «Ливерпулю всегда было присуще чувство глубокой сопричастности к чужому горю, тогда как в других городах все ужасно индивидуалистичны. «Хиллсборо» стал одним из примеров глубокого единения города, чувства единства в скорби, что помогло утешению страдающих».

Трагедия стала не только переломным моментом в истории «Ливерпуля», она показала, что это не обычный клуб, а семья. Люди сразу же отозвались на призывы о помощи, многие семьи собрались вместе. Крэйг Джонстон прилетел из Австралии, Джон Тошак вернулся из Испании, и многие другие бывшие игроки прибыли на «Энфилд», отозвались многие знаменитые болельщики, как, например, Джимми Тарбак, написавший персональные письма семьям погибших. Но не только красная половина Мерсисайда страдала, эвертонианы чувствовали не меньшую душевную боль. Олдо говорил: «Я никогда не забуду ту поддержку, которую оказывали ливерпульцам болельщики «Эвертона» и их клуб».

Меня трагедия коснулась со всей силой, когда мама принесла копию газеты «Эхо», где страница за страницей были напечатаны трогательные послания погибшим со всех уголков земного шара. Несмотря на то, что авторы этих посланий остались живы, частичка каждого скаузера умерла тем субботним вечером.

Не минули печальные новости и местную газету Сент-Олбанс, первая страница которой была посвящена местному мальчишке, Кестеру Боллу, который вместе с отцом пришел на «Хиллсборо», и смерть забрала его в свои объятья.

Рассказ об этом парнишке, который жил так близко, всколыхнул меня. Ведь, как и Кестер, мог не вернуться домой мой Расс. Как и отец Кестера, я мог придти через главный вход один.

На все милость божья…

Я хотел, чтобы семья Кестера знала, что они не одиноки в своем горе, потому я нашел в телефонной книге их адрес, и написал несколько совсем недостаточных сочувственных слов на карточке от нашей семьи. Когда я подъехал к Уотфорд-Роуд, за «Тремя молотками» повернул на нужную улицу. Она полностью была заставлена припаркованными машинами, всюду были люди, одетые в черное.

Там были похороны.

Я попросил одного из присутствовавших на похоронах передать карточку семье Кестера и поспешил назад.

В следующие недели появились трогательные рассказы о том, как азиатские семьи в округе «Хиллсборо» принимали скорбящих болельщиков в своих домах, делили с ними переживания и слезы. В Шеффилде был паб, где всегда радушно принимали скаузеров. Перед одним из матчей компания «красных», которая остановилась там, чтобы опрокинуть по пинте, все удивлялась отсутствию супруги хозяина паба. Им рассказали, что у нее случился выкидыш. Болельщики вскладчину купили букет для нее, узнав, что тем вечером, когда женщина услышала о «Хиллсборо», она потеряла ребенка от переживаний о тех скаузерах, которые никогда не придут в ее паб снова.

Болельщики «Боруссии» из Менхенгладбаха, чьи сердца были разбиты «Ливерпулем» в двух финалах еврокубков, собрали тысячи фунтов в фонд помощи жертвам «Хиллсборо». Рон Йейтс и Тревор Хикс, потерявший своих дочерей Сару и Викторию в этой трагедии, прибыли, чтобы принять пожертвования и соболезнования, и отмечали, что это связало оба клуба неразрывными узами. После этого группа из 150 болельщиков Гладбаха приехала в Мерсисайд, они останавливались у местных семей, пели вместе с «красными» на «Энфилде», а копайты совершили ответное путешествие в Менхенгладбах.

Повсюду на Британских островах память жертв «Хиллсборо» чтили минутой молчания, лишь на одном стадионе горсть фанатов так и не закрыла свои рты во время этой церемонии. В противоположность этому, выездной сектор болельщиков «Сандерленда» исполнил в последнюю минуту матча «You’ll Never Walk Alone».

В те дни наш гимн звучал на многих стадионах Европы, например, на «Сан-Сиро». Здесь во время полуфинала Кубка чемпионов между «Миланом» и «Реалом» на протяжении 6 минут 80 тысяч человек, как один, пели YNWA. Трогательный спонтанный жест от иностранцев, принципиальных соперников, которые сопереживали «Ливерпулю».

Да будут они благословенны.

***
До конца своих дней семьи погибших и свидетели кошмара «Хиллсборо» не смогут перечеркнуть в своей памяти эту трагедию, унесшую жизни 96 человек, травмировавшую 766 человек и принесшую тяжелые душевные страдания тысячам людей.

Несмотря на то, что было начато общественное расследование и судебное выяснение обстоятельств трагедии, семьи «Хиллсборо» обратились также в Европейский суд по правам человека, а одна из матерей, Энн Уильямс, инициировала обращение к Генеральному прокурору для начала нового расследования.

Они боролись за правду, поскольку так и остались без ответа вопросы, почему отчеты офицеров полиции были подделаны, чтобы они сходились между собой, почему пропали многие документы, куда девалась видеозапись с камеры слежения стадиона, почему лишь одна машина скорой помощи появилась на поле, в то время как 42 прочих были припаркованы за пределами стадиона, почему так и не открыли выход из третьего загона, почему не использовались специальные инструменты, чтобы прорезать заградительную сетку и облегчить давку, почему на стадионе не было необходимого медицинского оборудования, почему не были извлечены уроки из предыдущих трагедий, почему сертификат безопасности Хиллсборо был уже десять лет как просрочен?

В своей срывающей все покровы книге «Хиллсборо: Правда» Фил Скратон пролил свет на многие ужасные вещи, включая замену полицейской команды, имевшую катастрофические последствия. Старший офицер из Южного Йоркшира, шеф-суперинтендант Брайан Моул обычно назначался на полуфиналы, и, когда в прошлом году «Ливерпуль» также играл с «Форест», он отправил полицейский кордон вокруг стадиона, чтобы проверять билеты, что облегчило болельщикам доступ на трибуны. Однако во время этого матча он был отправлен на другое дежурство, его пропускная система была забыта, и люди начали скапливаться вокруг турникетов.

Его заместитель, шеф-суперинтендант Дэвид Даккенфилд совершил серьезную оплошность в контроле над зрителями, понадеявшись на стюардов. Как результат, полиция допустила образование очередей и не смогла управлять процессом захода болельщиков на стадион.

Сигналы тревоги «Леппингс Лейн» подавала и раньше, в 1981 году, когда «Вулвз» встречались со «шпорами» в одном из полуфиналов кубка, и болельщикам «Тоттенхэма», несмотря на их многочисленность, также была выделена эта маленькая трибуна, что привело к тому, что после стартового свистка началась давка, и полиция была вынуждена разрешить сотням болельщиков «шпор» смотреть матч прямо за бровкой поля. В том инциденте пострадало 38 человек, у них были сломаны руки, ноги, ребра, а Футбольная Ассоциация запретила проводить полуфиналы на этом стадионе целых шесть лет.

Тревожный звонок прозвучал снова за 4 года до трагедии «Хиллсборо», когда об опасности заградительных решеток вокруг поля засвидетельствовал полицейский раппорт после пожара на стадионе «Брэдфорд Сити», где огонь унес жизни 56 человек. Майор юстиции Поупльюэл писал: «Важно предоставить свободный доступ на трибуны – это самый простой способ спасения в случае непредвиденных ситуаций».

Почему этот совет не был учтен на «Хиллсборо»? Почему полиция не отреагировала так, как на матче «Тоттенхэма» в 1981? Почему полицейский инспектор проигнорировал события 1986 года, которые стали предупреждением о потенциальной опасности «Леппингс Лейн»?

Для поиска объяснений Лорд юстиции инициировал расследование, которое показало, что шеф полиции Майкл Бакстон был встревожен все большим скоплением людей у «Хиллсборо», и обратился по радио к шефу-суперинтенданту Даккенфилду, прося отложить начало матча на некоторое время. Подобный прецедент уже бывал в 1987 году перед игрой «Лидс» - «Ковентри», когда шеф-суперинтендант Моул принял решение начать матч позднее из-за пробок на дорогах.

Но, так или иначе, Даккенфилд мог осмотреть толпу перед стадионом, в его распоряжении были 5 экранов камер скрытого наблюдения, и он отказался отложить матч. И когда люди уже умирали, он призывал своих офицеров подавлять попытки болельщиков выбраться на поле, не продумал плана выхода из сложившейся ситуации и не вызвал на стадион «скорые». В конце концов, когда в 3.15 Грэхем Келли, исполнительный шеф Футбольной Ассоциации разыскал шефа полиции, чтобы узнать, что случилось, Даккенфилд утверждал, что выломали входные ворота.

В своем раппорте Тейлор заключил: «Настоящей причиной трагедии была давка, которую вызвала несостоятельность полицейского контроля». Решение открыть ворота «С», но не закрыть тоннель было «наигрубейшей ошибкой по своей значимости». Несмотря на «небольшое количество пьяных фанатов» алкоголь не был определяющим фактором трагедии, ведь болельщики «Ливерпуля» были более активными в спасении жизней других, нежели спасательные службы.

Отказавшись от идеи Маргарет Тэтчер о введении идентификационных карт для спортивных хулиганов, Тейлор приказал клубам и полиции создать ряд ограничений для болельщиков, которые плохо себя ведут; а поскольку убогие стадионы поощряют подобное поведение – сделать все места сидячими было первейшим решением проблемы, заключил он, сказав, что Футбольная Ассоциация и Футбольная Лига сделают все возможное, чтобы обеспечить безопасность.

На следующей стадии судебного расследования отчет Тейлора был отвергнут, поскольку оказалось, что многие свидетели не принесли присяги. Доктор Поупер, следователь, также ограничил показания, объявив, что 3.15 в тот злополучный день было окончательным временем, когда любые действия были уже бесполезны. Однако, несмотря на это утверждение, многие погибшие, включая сына Энн Уильямс, были живы и после этого времени.

Следствие вернулось к этому вердикту о времени фактической смерти и в 1991 году.

Не желая признавать этот результат, семьи «Хиллсборо» неутомимо проводили кампании за независимое расследование, так как они ощущали влияние властных структур на ход расследования. Давление стало еще большим, когда министр внутренних дел Джек Строу представил судебный обзор, подготовленный судьей Стюартом Смитом в 1997 году, но спустя год объявленное им судебное расследование было признано необоснованным.

Несмотря на то, что отчет Тейлора критиковал промахи полиции и показывал ее виновность в трагедии, никто не ответил за халатность и плохое управление, расследование по этому поводу так и не было начато, и ни один из офицеров не понес дисциплинарного наказания.

Все другие попытки восстановления справедливости срывались, семьи погибших выдвинули частное обвинение в адрес ответственных за контроль над пропуском на стадион «Хиллсборо», бывших шефа-суперинтенданта Даккенфилда и бывшего суперинтенданта Бернарда Маррея, обвинив их в непреднамеренном убийстве двух жертв, и преступной халатности в отношении своих общественных обязанностей.

Во время процесса в 2000 году следование показало, что Даккенфилд менял свои показания трижды, но судья Хупер объявил, что это не имеет большого значения, так как «ничего не изменит в данном случае». Судейская коллегия совещалась на протяжении 4 дней, прежде чем оправдать Маррея по обвинению в непреднамеренном убийстве, и Даккенфилда вместе с ним. Оба были освобождены от ответственности судом, который объявил, что это решение не подлежит обжалованию.

Уже 11 лет прошло с того момента, как семьи погибших пытались раскопать факты, проливающие свет на события страшнейшей спортивной трагедии в британской истории, и они чувствовали себя обманутыми, принесенными в жертву тем, кого покрывали, чтобы замолчать правду.

Представьте, что ваша дочь или сын пошли на футбол и вернулись домой в гробу. Безусловно, вы хотите услышать объяснения, ответ на ваш вопрос «почему?». И вы имеете на это полное право.

Жить с этим дальше? Но как? Если это было пренебрежение правилами безопасности, некомпетентность, халатность и явное преступление, вы не будете иметь покоя, пока виновные не будут призваны к ответу. Это ваш долг перед погибшими близкими.

Представьте, через что прошел Тревор Хикс. Когда его дочь Виктория была помещена в «скорую» на поле, он пытался оживить Сару, вторую дочь, делая ей искусственное дыхание. И спустя полгода он продолжал ощущать во рту вкус ее рвоты.

Представьте это.

Сейчас Тревор рассматривает «Хиллсборо» как две трагедии: помимо той, которая произошла днем 15 апреля, это еще и провал правосудия, продолжающийся по настоящий день. Ни один из родителей не хочет мириться с этим.

И все это время он и его жена Дженни черпали свои силы в поддержке болельщиков «Ливерпуля», ибо скаузеры не просто соль земли, а ее золотая пыль.

Сквозь слезы Тревор выражает свои чувства: «Все, что случилось, еще больше усилило нашу любовь к «Ливерпулю» и к этим людям».