Воспоминания выживших на «Хиллсборо». Часть первая

В этой статье, опубликованной на сайте LFC History, собраны воспоминания болельщиков «Ливерпуля», которые 15 апреля 1989 года оказались на трибуне «Леппингз Лейн» шеффилдского стадиона «Хиллсборо» на матче полуфинала Кубка Англии против «Ноттингем Форест». Этим людям очень повезло — в тот день они сумели выжить и рассказать о том, что творилось на трибунах стадиона, где по вине полиции и футбольных чиновников погибли 96 болельщиков «красных». Предлагаем вашему вниманию перевод этого материала.

Майк Нельсон

Из дома я выехал рано утром 15-го числа в компании друзей и моего маленького племянника. Ехали мы по тому же маршруту и рассчитывали на тот же результат, что и в прошлом году. В Шеффилд мы прибыли ближе к полудню, плотно подкрепились в местном кафе и отправились на стадион. У нас с племянником были билеты на «Леппингз Лейн», а у моих друзей – на другой трибуне. После небольшой толкучки на входе я сказал племяннику, что если нас разделят в толпе, то мы встретимся в том же секторе трибуны, в котором смотрели футбол в прошлом году. Когда мы вышли из туннеля по направлению к террасе, это и случилось – в толпе болельщиков нас разделили. Я направился к оговоренному загону и стал ждать его и появления команд на поле. Племянник так и не подошёл, однако «Ливерпуль» и «Форрест» вышли на поляну, и игра началась.

Я помню, что на Копе, когда болельщики устремлялись вперед, к полю, по достижению какого-то предела они отходили назад, как пружина. Здесь этого не произошло. Давление сзади становилось всё больше и больше, а толпа всё не возвращалась назад. Помню, что подумал: «Я сейчас умру, почему же толпа не «разжимается» назад? На Копе такого никогда не было». Я чувствовал, что силы покидают меня, и я больше не могу сдерживать давящую сзади толпу. В этот момент я сдался и приготовился умереть. Два молодых парня, стоящих передо мной, похлопали меня по щекам и сказали не терять сознание. Я старался, но у меня было такое впечатление, что какая-то высшая сила забирала меня. Следующее, что я помню – раннее утро воскресенья в Центральном Северном Госпитале. У меня были сломаны ребра, легкие отекли, синяки по всему телу, в левой ноге был поврежден нерв. Из-за этих травм мне пришлось уволиться со стройки и искать новую работу. Игру, в конце концов, перенесли на «Олд Траффорд», и, когда я шёл на костылях на стадион, я встретил тех двух парней, что спасли мне жизнь на «Хиллсборо». Они сказали: «Последний раз, когда мы видели тебя, мы думали, что ты уже мёртв». Я считаю, что мне очень повезло в тот день, как будто кто-то приглядывал тогда за мной сверху. Мой племянник, к счастью, не пострадал. Пока я жив, я никогда не забуду тот день и всегда буду поддерживать компанию по восстановлению правосудия по отношению к 96 болельщикам, погибших в тот страшный день.

Тони Коттье

После «Хиллсборо» я часто испытываю чувство вины за то, что сумел вернуться домой в тот вечер. Во время давки мой друг сумел вытащить меня на колонну как раз в тот момент, когда у меня подкосились ноги, и я начинал падать. Мы улыбнулись опасности, которой с таким трудом смогли избежать. Люди под нами не улыбались в этот момент. Я помню мужчину, который был без сознания, но при этом был в вертикальном положении, потому что давка не позволяла ему упасть. Умер ли он? Или он уже был мертв в тот момент?

Нам удалось выбраться из давки назад в туннель. У меня было такое ощущение в голове, как когда высовываешь её из окна быстро движущегося автомобиля. Кто-то провёл нас вокруг «Леппингз Лейн» и вывел на поле. Я сидел на боковой линии и смотрел по сторонам. Мой друг ходил туда-сюда и бормотал о погибших. Я потерял свою программку к матчу, и тут я заметил мужчину: он лежал на газоне, его лицо закрывала куртка. Из заднего кармана его брюк выглядывала программка, и я обижался на него за это! Позднее мне сказали, что это был шок, и что нехватка кислорода привела к тому, что я вёл себя неадекватно. Но мне всё равно стыдно. Не проходит и дня, чтобы я не думал о «Хиллсборо», о том, что я живу, а они – нет. Когда я вспоминаю людей подо мной, болельщиков рядом со мной в давке, погибших на газоне, я не испытываю благодарности за то, что вернулся домой в тот день. Мне стыдно.

Кейт

В тот день мы сели на поезд до Шеффилда рано утром и прибыли туда часа за три до матча. Мы слонялись вокруг стадиона компанией, самому старшему из нас было 16 лет. На стадион мы решили идти за час до начала матча и направились к входу в центральный загон, расположенный прямо за воротами. За год до этих событий мы уже были на этом стадионе с моим дядей – тогда мы добирались на машине, немного застряли в пробке по пути, но без проблем вошли на стадион через турникеты, перед которыми не было очередей. Возле туннеля, ведущего на трибуну, дежурили два полицейских офицера, которые сказали нам, что центральный загон уже полон, и направили нас в другой сектор трибуны.

Когда я слышу разговоры о том, что нужно было сделать в 1989 году, а что – нет, я не перестаю думать о том, что назначение двух полисменов на дежурство у входа на «Леппингз Лейн» возможно предотвратило бы катастрофу. Примерно за полчаса до начала игры мне стало скучно, и я решил прогуляться к турникетам в надежде, что встречу там знакомых по Копу болельщиков (ребята из нашей компании не были теми людьми, с которыми я обычно был на Копе). Там я не встретил никого и поэтому решил вернуться назад, ведь до начала оставалось 20 минут. Когда я направлялся по туннелю, меня не покидало чувство, что меня захлестывает набегающими сзади волнами. Только это была не вода, а люди. До этого я бывал в толпе на трибунах. Когда толпа начинала двигаться в каком-то направлении, я просто поджимал ноги и позволял ей нести меня. В этот раз всё оказалось по-другому. Каким-то образом я оказался на полу, но к счастью кто-то схватил меня за шкирку и рывком поднял на ноги. К счастью, я оказался возле бортика, ограждавшего центральный загон от того, что слева. Я подтянулся и перелез через него.

Я ещё не осознавал, насколько сложившаяся ситуация серьёзна, даже несмотря на то, что я видел, как люди пытаются прорваться через ограду на свободу. Потом я обратил внимание на парня лет тридцати, который ошеломлённо бродил по полю; его глаза кровили – именно в этот момент я осознал, что рядом со мной происходит что-то ужасное. Я взобрался на ограду и пытался высмотреть в давке моих приятелей, которых я оставил в центральном загоне полчаса назад. К счастью, каким-то образом им удалось выбраться из давки, один из них в итоге оказался в госпитале, но был в порядке. В вечерних новостях показывали сюжет об этой трагедии, и там был кадр, в который попал мой знакомый копайт Мик. Никогда не забуду выражение облегчения на его лице, когда он сидел на верхушке ограды за секунду до того, как спрыгнуть на поле.

В воскресенье вышел специальный выпуск «Эха», в нём на одной из фотографий была запечатлена пара – возможно, брат и сестра, а может просто друзья – оба в слезах, сжимают друг друга в объятиях. Я находился за ними в этот момент, снимал рекламный щит, чтобы на нём можно было переносить раненных. Раньше я никогда ничем подобным не занимался, я был всего лишь пацаном и не знал, что мне делать. Помню, как один мужчина сказал мне, чтобы я шёл в гимнастический зал на другом конце поля, поскольку там было много раненных и погибших, и там могла понадобиться помощь. Но я не смог пойти туда и остался там, где стоял.

Дерек Пикап

Первым скаузером, погибшим на футбольном матче, был мой двоюродный брат Найджел Пикап из Престона. Ему было восемь лет, когда его жизнь оборвалась во время трагедии на «Айброксе» в 1971 году. Я был на «Эйзеле» в 1985 году и на «Хиллсборо» в 1989. Джон Пол Гилхулли жил в 10 домах от меня в Хайтоне. Очень сложно принять то, что можно потерять жизнь из-за любимой игры.

Из Ливерпуля мы добирались весело – в моем фургоне ехало ещё 16 ребят. Но на подъезде к стадиону ситуация была ужасной, и всем об этом было известно. Недавно я слышал по радио, как кто-то предположил то, о чём я твердил годами: если бы на третьей минуте того матча Питер Бирдсли не попал в перекладину, а забил гол, то последствия были бы ещё страшнее – люди бы хлынули ну трибуну с ещё большей силой. Пацан в толпе слева от меня просил меня помочь ему, и я с моими 1,80 метра роста помог ему забраться на ограду, с которой он в панике «нырнул» рыбкой на людей впереди. Только бог знает, сумел ли он выкарабкаться.

Мне с другом удалось пробраться в заднюю часть террасы к стене у входа в туннель, там мы просто подняли руки, и болельщики с верхнего яруса подняли нас туда. 13 из нас возвращались назад в микроавтобусе, остальных трёх мы нашли бродящими в ошеломлении по Шеффилду. Помню, как на обратном пути мы остановились возле какого-то паба, чтобы воспользоваться телефоном, однако менеджер заведения позакрывал двери и не разрешил нам войти. По пути домой мы постоянно плакали под песню «Eternal flame», игравшую на радио. Мемориальная церемония на стадионе была очень трогательной, но я всё же до сих пор обижен на «Ливерпуль» за то, что через пару недель они закрыли доступ к стадиону из-за того, что нужно было сыграть матч юношеской команды, хотя оставалось ещё много людей, желавших почтить память погибших.

После «Эйзеля» моя мама сказала: «Мы потеряли одного ребёнка на стадионе, поэтому больше на матч ты не пойдёшь». Прошло 4 года, и эта сцена повторилась снова. Упокой, Господи, их души.